Всяк, кто только бы ни полюбопытствовал, а особливо и вникнул
в жизнь поселянскую, конечно бы нашел все то справедливым и совершенным доказательством,
что, во первых, деревенская жизнь ведет человека к справедливости, к воздержности,
трезвости, к искренности и ко всем добродетелям, ибо жизнь суровая и работная
в деревне не имеет в себе никаких пороков таковых, каковые бывают в многошумных
городах, где звуки труб и барабанов тревожат людей безвременно. Гордость, пышность,
надменность, не уступая друг против друга, ратоборствуя, наводят раздоры, несогласия,
а сребролюбие, роскоши, отколь рождается продерзость от чего все злости и злодеяния
выходят. А в деревенской неприбранной и замаранной жизни и в их сухоядении всем
сим порокам быть весьма не обычно. И какие похоти или пороки могут быть в том,
который живет в деревне и упражняется в земледелии? Ибо оно только бережливости
и правде, а не роскоши, кичливости и хищению, научает. От чего то мы весьма
ясно, хотя и краткого сего примечания, надеяться можем иметь довольное понятие,
коль деревенская жизнь сама собою в роде своем есть беспорочна. Не мое бы хотя
дело рассуждать о сем, толь приятном, и истинном, и свободном упражнении, которое
ведет непосредственно к богу и правде; ибо самое есть безпорочпое житие поселянина
и первое его употребление трудов в земледелии, которое было еще забавою первого
человека, праведного и верного пред богом, но, однако ж напоследок и сделалось
частию его покаянием, наложенным ему от бога, и так в обое время как безгрешия
и греха, оное ему было повелено и самому, и всем его потомкам: "Снеси хлеб
твой от трудов твоих!". Намерения моего нет в том, приводить сюда древних
каковых писателей, от которых довольно уже всем известно, в каком почтении самое
первое заведение было, хлебопашество, что многие государи, консулы, диктаторы
и прочие, знаменитые в государстве люди, брались на таковое высокое служение
от плуга. Поселянам же, которые прилежали к сему благословенному от бога беспорочному
делу, даваны были великие преимущества и отличные знаки чести; да довольно видим
и у самодревнейших гисториков, которые касаяся и наставляя, пиша о домоводстве,
поставляют земледелие первейшим, безгрешным и праведным, и наивыгоднейшим, и
наипростейшим, упражнением, как для пропитания, так и для здравия человеческого,
которое, при умеренном и свободном, всегда на чистейшем воздухе, упражнении
весьма полезно. Соразмеряя какому всякие рукоделия, работы, труды и мануфактуры,
но земледелие между всех их есть первейшее; ибо без него падают и разоряются,
и останавляются. Что ж рассудить должно о людях беднейшего состояния, которые
ни от чего иного по большей части терпят оную, как только от неприлежности к
трудам и земледелию, ибо оно награждает стократно, о котором по своему его обрабатывания
с пренебрежением, выходят такие последствия, что поместно уже начинают в совершенном
пропитании иметь в хлебе нужду; но от чего сие зло вкореняется, приводя все
обстоятельства и когда бы и не по силам моим и выше меры понятия моего, но предрассудить
и описать сие весьма желательно.
Думается, что происходящее сие зло вкореняется в людей от единственного недостаточества,
умствований бесполезных, что они поставляют земледелие самопоследнейшим, и гнуснейшим,
и подлейшим, упражнением, приличным только таким людям, которых в жизни их почитают
не инако с несмысленным скотом в рассуждении трудов их, иногда и неопрятства.
Будто определено, только тем трудиться, кто, только не вник в роскоши, в надменные
понятия, в хитрость, сплетающую всякими несправедливостями и волочащую их самих
по судам и расправам по всякой неправде. Что можно нынешнего состояния из опытов
явственных приметить, что благословенные сии люди, можно назвать, управляющиеся
в земледелии, принужденными находятся обрабатывать; для пропитания обществом
душ по 20 и по 22 на одного работника, кроме собственных своих семейств. Но
кажется довольно было бы для такового поселянина, замаранного и неопрятного,
чтоб его не только уничтожать во всяком случае, но не лучше ли было бы иметь
попечение оных всеми мерами уважать и приохочивать, снабжая иногда полезными
на сие хлебопашество правилами, ко умножению и приращению, применялся в рассуждении
времени разных погод по климатам, где и каковые хлеба могут иметь приращение,
а для обрабатывания снабжать и учреждать полезными и порядочными инструментами,
яко то плугами, сохами и преподавать наставления, с порядочным смотрением за
неприлежными, гулящими и шатающимися единственно только во отягощение народное,
а не на употребление пользы общественной. Но сего, как еще не видно, и не дивно,
что на таковый предмет еще нет нигде и настояния! Правда же и то, хотя учрежденное
в государстве собрание Общества Економического весьма полезно, выдавая разные
полезные на все, как земледелие и сохранение всяких домовых избытков к приведению
в наилучший цветущий порядок, книги, но книги сии есть мертвы; ибо поступает
по ним единственно один из ста господин, имея свои вотчины и разумея силу в
оных изъясненную и определяемую, как все сие смешанное быть может проетейше
и по правилам физическим. То кто б нашелся такой, чтоб, засея, легко взялся
и истолкователем был к приведению всех правил презренному и работающему замаранному
земледельцу, коего иногда только есть смысла, что так пахать и сеять, как он
был сего преемник от своих предков. О пользе же, приращения, хотя он попечителей,
но на учреждение иногда ко облегчению трудов своих и сохранению целости от воздушных
погод хлеба и прочих сокрывающихся при сем таинств, касающихся и земледелия,
никак не понимает и только рассуждает, что Бог изволит, так и будет. На все
то сие уже никого нет посмотреть; мы только говорим: "Дороговизна в хлебе,
дорог хлеб!". Но от чего сие происходит, понимать не хочем. Вникнем же,
что тут сокрывается, и разыщем сколько известно и понятия нашего будет. Дорог
хлеб! но ежели и еще впредь идущие времена вникнуто быть не может на приведение
земледелия и хлебопашества и наилучший порядок, и не преподается правил о поступании
особо с прилежными земледельцами, и особо на тунеядцев, то ожидать, кажется,
кроме дороговизны, ничего. Сколько мы видим таких великих сел и деревень, которые
благословением Божиим расположены весьма в таком изобильном климате, где бывают
всегда благовременные дожди и росы, имеют достаточно тучных и к принесению плодов
преизрядных земель, лесов, здоровых вод, довольных жителей, но при всем том
мало, а инде и совсем необработанных, а разве только для единственного своего
пропитания, или только
делая один близир, что в таком-то селе или селении водится хлебопашество; но
соразмерно ль с состоянием жителей и обитающего народа к прокормлению, да не
точию своих только семейств, но с избытком ли, чтоб иметь запасный на предыдущие
времена, или бы удовольствовать такое место, которое иногда по воздушным обстоятельствам
не будет иметь урожая и чтоб прекратить там недостаточество, о сем никто не
помышляет. Обитающие же в сих селениях обыватели, коих считая в селении душ
мужеска и женска 300, а приемлющихся за плуг и соху едва ли набратся может 60,
или 50, по чему уже и видно, сколько они для своего семейства и прокормления
и за избытком на продажу обработать могут, а сработает каждый работник не более
6 десятин ржаного хлеба; пускай снимет в урожайный год с десятины 12 четвертей
хлеба, то и выходить должно от каждого работника в год 72 четверти, а на продовольствие
7-ми, или 8-ми душ собственного своего семейства употреблять должно 24 четверти,
и столько ж на посев оставить, а на распродажу у него остается третья часть
24 четверти; но по всеобщему вычислению, они, кроме своего семейства, как выше
сказано и довольно правильно исчислено, пропитывать должны 22 и 23 души, то
каким же посредством 24 четвертями может удовольствовать толиких покупателей,
а чрез то самое доставать должны из отдаленных мест весьма дорогими ценами и
доставками, что и составляет неизбежную дороговизну. Сделаем же мы хотя не велик
вопрос: почему в таком селении, где триста душ, очень мало пахарей? Постыдился
бы я вам о сем сказать, но принужденно откроюсь. Роскошь переманила блеском
своим изрядных и добрых земледельцев, из их, можно сказать, праведного и безгрешного
пребывания, и рассеяла по разным многочисленным городам, где их принудила снискивать
свое пропитание, во изобильном наслаждении не грубых, но вкусных, яств и пития,
которые не иначе проживают век свой не только себе самим, но и прочим во отягощение,
отставши от истинной и правильной своей должности, принуждены снискивать пропитание
свое во грехе, неправде, в сваре и неспокойствии, чего б поселянской жизни лишенным,
а прочим, чтоб он не точию правильною и благословенною, от бога поставленною,
работаю питался сам и других снабжал и пропитывал, со вредом ближнему отнимая
насущные. И от того то есть дороговизна!
По мнению некоторых, которые о сем весьма разумно рассуждая, полагают, чтоб
всех таковых, упражняющихся совершенно в хлебопашестве и земледелии снабдить
должно; во первых, нарочно для того поставленными смотрителями и економами,
избрав честных, постоянных и знающих по сей части разные физические примечания
и для облегчения трудов механические правила людей, смотря, чтоб не угнетал
оных каковый по случаю нечаянный недостаток в скоте и лошадях, награждать из
общественной, на то заведенной, економической суммы, с заплатою со временем
и исправности; имея свободные магазины для запасного хлеба, дабы онаго, смотря
по счислению народному, непременно ставать могло на тригодичное время (от чего,
Боже, сохрани!) в случае иногда неурожаев, дабы был сей хлеб замененный как
на посев и пропитание готовым; старания особые прилагая, истреблять таковых
тунеядцев и отбывающих от истинного упражнения, платающихся по разным местам
и городам, высылая к своим селениям, принуждая совершенно к обзаводству и хлебопашеству,
отнимая от них всякую роскошь и прочие принадлежащие в крестьянском быту украшения,
о которых более они имеют попечения, нежели об обзаведении скота, и лошадей,
и хлебопашества, приходя иногда в неоплатные долги, и чрез то совершенно разоряются,
и снискивают пропитание разными несправедливостями по городам и разным местам,
где б довольно и без сих земледельцев на всякое служение и должности людей набраться
было возможно. По коль же сие, Богом постановленное и благословением утвержденное,
земледелие будет оставаться в таком пренебрежении и несмотрении, более надеяться
нечего иного, как от времени до времени приходить возможет в упадок, и чрез
то претерпевает, как есть душа обогащения государственного, коммерция, в рассуждения
возвышения на все товары цен. Сие-то самое уничтожает пределы земледелия и наводит
дороговизну.